Их крики зябким эхом разносились по голому, потерявшему листву лесу, пролетали над рекой, резали слух.
Вдоль берега тянулась узкая немощеная дорожка. Тихая и пустая, она вела неизвестно куда. Никаких признаков жилья вокруг – лишь изредка встречались голые поля. В бороздах еще лежал снег, разлиновавший поля четкими белыми линиями. От ворон было некуда деться. Завидев нас, они поднимали отрывистый крик, точно подавали сигналы сородичам. И не улетали, даже когда мы подходили совсем близко. Я смог разглядеть их острые клювы, напоминавшие какое-то грозное оружие, их яркие лапы.
– Время еще есть? – спросила Симамото. – Пройдем еще немного.
Я взглянул на часы.
– Порядок. Еще час у нас есть.
– Как здесь тихо, – промолвила она, спокойно оглядываясь. Вместе со словами у нее изо рта вырывался и поднимался кверху холодный белый парок.
– Ну как река? Подходит? Симамото с улыбкой посмотрела на меня.
– Ты, похоже, все мои желания угадываешь.
– И цвет, и фасон, и размер, – пошутил я. – Тебе повезло, что меня с детства интересовали реки.
Она улыбнулась и взяла затянутой в перчатку рукой мою, тоже в перчатке.
– Слава богу. А то я боялся: вдруг мы приедем, а ты скажешь: ну что это за река? Совсем не то! Что тогда?
– Ну что ты? Откуда такая неуверенность? Ты бы не мог ошибиться, – сказала Симамото. – А знаешь, вот мы идем сейчас вдвоем и я думаю: как в детстве – от школы до дома.
– Только ты не хромаешь, как тогда.
Она рассмеялась.
– Тебя послушать, ты жалеешь, что я операцию сделала.
– А что? Может быть.
– Ты серьезно?
– Шучу. Я так рад, что она тебе помогла. Просто приятно вспомнить то время.
– Хадзимэ, ты не представляешь, как я тебе благодарна.
– Да ерунда... Съездили на пикник. Только на самолете.
Симамото умолкла и какое-то время шла, просто глядя перед собой, а потом сказала:
– Но ведь тебе пришлось жене солгать?
– М-м-м...
– Тяжело, наверное, было? Ты же не хотел ей врать. Я молчал, не зная, что ответить. Где-то рядом в лесу
опять как оглашенные заорали вороны.
– Зачем-то я в твою жизнь залезла. Я знаю, – тихо произнесла Симамото.
– Это что за разговоры? Давай о чем-нибудь повеселее, раз уж мы сюда приехали.
– О чем же?
– Ты в этом наряде на школьницу похожа.
– Спасибо, – сказала она. – Хорошо бы, если так.
Мы медленно шли вверх по течению. Ничего не говоря, просто шагали вперед и думали только о ходьбе. Мне показалось, что быстро ходить Симамото трудно, зато если мы шли не торопясь, она чувствовала себя вполне уверенно и все же на всякий случай крепко держалась за мою руку. Земля на дорожке смерзлась, и резиновые подошвы наших ботинок ступали по ней почти бесшумно.
Правильно сказала Симамото: если бы можно было идти так вдвоем тогда, в детстве или потом, в двадцать, двадцать пять... Воскресный день, и мы, взявшись за руки, идем берегом реки, и кругом никого... Какое бы это было счастье... Но мы уже не школьники. Я женат, у меня двое детей, работа. Чтобы приехать сюда, пришлось обманывать жену. И скоро надо ехать в аэропорт к самолету, чтобы вернуться в Токио к половине восьмого, и спешить домой, где ждет жена.
Наконец Симамото остановилась и, потирая руки в перчатках, оглянулась по сторонам. Посмотрела вверх по течению, потом вниз. На том берегу, вытянувшись в ряд, поднимались горы, слева тянулась голая, без единого листочка, рощица. Вокруг ни души. И гостиница, где мы останавливались передохнуть, и металлический мост прятались в тени горной гряды. Временами, словно вспоминая о своих обязанностях, из облаков выглядывало солнце. Воронье карканье, говор бегущей реки – и ничто другое не беспокоило слух. Глядя на все это, я вдруг подумал: когда-нибудь и где-нибудь я снова увижу эту картину. Дежа-вю наоборот, если так можно сказать. Не ощущение, будто я уже видел это раньше, а именно предчувствие, что увижу когда-нибудь в будущем. Оно протянуло длинную руку и крепко сдавило мозг. Я чувствовал его хватку, оно стискивало меня своими пальцами. Меня не сегодняшнего, а того, каким я буду через некоторое время. Постаревшего. Но я, конечно, так и не рассмотрел, во что превращусь.
– Ну вот, здесь будет в самый раз, – сказала Симамото.
– Для чего? – поинтересовался я.
Симамото взглянула на меня и чуть улыбнулась, как всегда.
– Для того, что я собираюсь сделать.
Мы спустились по насыпи к небольшой заводи, затянутой тонким ледком. На дне замерли несколько упавших с дерева листочков, похожих на плоских мертвых рыбок. Я поднял из воды круглый камешек и покатал на ладони. Симамото сняла перчатки, сунула их в карман, потом открыла защелку рюкзака и извлекла из него мешочек из добротной плотной ткани. Развязав шнурок, она достала маленькую урну, осторожно открыла крышку и заглянула внутрь.
Я безмолвно наблюдал за этой сценой.
В урне оказался белый пепел. Медленно и осторожно, стараясь не просыпать, Симамото перевернула урну на левую ладонь, где без труда все уместилось. Наверное, пепел от кремации, предположил я. День выдался тихий, безветренный, и горстка пепла так и лежала на ладони. Симамото положила урну обратно в рюкзак, погрузила кончик указательного пальца в пепел, поднесла ко рту и облизнула. Потом посмотрела на меня и попробовала улыбнуться, но не сумела. Палец остался у ее рта.
Симамото присела на корточки и высыпала пепел в воду. Я не отходя наблюдал за ней. В одно мгновение река унесла пепел. Мы стояли на берегу и долго смотрели на бежавший поток. Симамото перевела взгляд на ладонь, стряхнула остатки пепла и надела перчатки.
– Как ты думаешь, попадет он в море?