К югу от границы, на запад от солнца - Страница 38

Однако с тех пор как Симамото снова куда-то пропала, временами мне стало казаться, что я живу в безвоздушном пространстве, как бы на Луне. Если я ее больше не увижу, никого у меня на этом свете не останется, перед кем можно душу открыть. Лежу ночью, сон не идет, а перед глазами одно и то же – занесенный снегом аэропорт Комацу. Я надеялся, что со временем воспоминания поблекнут. Ничего подобного. Чем чаще всплывал в памяти тот день, тем отчетливее и ярче рисовалась эта картина. Надпись «задерживается» на табло аэропорта напротив указателя рейса «Дзэнникку» на Токио; снег за окном валит так, что в пятидесяти метрах ничего не видно. Симамото, в темно-синей куртке, с шеей, обмотанной шарфом, съежилась на скамейке. Запах ее тела, смешанный со слезами и печалью. Он оставался со мной до сих пор. А рядом тихо посапывала во сне жена. Спит и ничего не знает. Я закрыл глаза и тряхнул головой. Она ничего не знает.

Перед глазами вставали заброшенная автостоянка у боулинга, Симамото... Я растапливаю во рту снег и вливаю воду прямо ей в губы. Мы сидим в самолете, я обнимаю ее. Ее закрытые глаза; из чуть приоткрытого рта вырывается дыхание. Ее тело, мягкое, усталое. Тогда я был ей нужен, и сердце ее было для меня открыто. А что я сделал? Остался в этом мире, таком же пустом и безжизненном, как лунная поверхность. И чем кончилось? Она меня бросила, и вся жизнь оказалась перечеркнутой.

Воспоминания не давали спать. Я поднимался среди ночи и больше не мог заснуть. Шел на кухню, наливал виски и со стаканом в руке долго смотрел на темнеющее за окном кладбище и огни проносившихся внизу автомобилей. Как долго тянулись эти темные предрассветные часы. Умел бы я плакать, может, было бы не так тяжко. Но из-за чего плакать? И о ком? С какой стати плакать о других? Для этого во мне слишком много эгоизма. А о себе плакать? Смешно в моем возрасте.

А потом наступила осень. И я окончательно решил: так жить дальше нельзя.

13

Утром, доставив дочек в сад, я, как обычно, поехал в бассейн, чтобы отмерить положенные две тысячи метров. Я плыл как рыба – обыкновенная рыба, которой не надо ни о чем думать. Даже о том, куда и как плыть. Просто сам по себе. После бассейна ополоснулся в душе и, переодевшись в майку и шорты, пошел качаться в зал.

Потом поехал в офис (я снимал под него однокомнатную квартиру) и засел за бухгалтерию – надо было рассчитать зарплату персоналу, поработать над планом перестройки «Гнезда малиновки», которой я собирался заняться в феврале. Ровно в час, как обычно, отправился домой обедать.

Юкико сообщила, что утром звонил ее отец:

– Весь в делах, как всегда. Об акциях что-то говорил. Сказал, что надо покупать. Где-то закрытую информацию получил: они должны сейчас быстро пойти вверх. Какие-то особенные акции, не обычные. Можно хорошо заработать. Гарантию дает.

– Что это он? Если такая выгода, зачем нам рассказывать? Взял бы и сам купил.

– Сказал, что отблагодарить тебя таким образом хочет. В знак признательности. Ты, мол, знаешь, за что. Я не в курсе. Свою долю нам уступил. Собери-ка, говорит, все деньги, какие есть, и не волнуйся. Навар будет, что надо.

Я положил вилку на тарелку со спагетти.

– И что дальше?

– Времени мало было. Ну, я позвонила в банк, закрыла два наших счета и перевела деньги в страховую компанию, господину Накамуре, чтобы он сразу купил акции, о которых отец говорил. Почти восемь миллионов иен набралось. Может, надо было больше купить?

Я взял стакан и сделал несколько глотков, пытаясь отыскать нужные слова:

– Что же ты сначала со мной не посоветовалась?

– О чем? – недоуменно спросила Юкико. – Ты же всегда покупаешь, если отец говорит. Я сама сколько раз уже так делала. Ты же говорил: действуй, как он велит. И в этот раз так же было. Отец сказал: «Надо срочно покупать. Времени в обрез». Я так и сделала. До тебя ведь не доберешься – ты в бассейне. В чем же тогда дело?

– Да ни в чем. Но я хочу, чтобы ты продала эти акции, – проговорил я.

– Продала? – Юкико сощурилась как от яркого света.

– Продай все, что сегодня купила, а деньги положи обратно в банк.

– Но тогда придется комиссионные платить. Банк возьмет большую комиссию.

– Ничего, – сказал я. – Заплатим. Еще раз говорю: надо все продать.

Юкико вздохнула:

– Что произошло? Чего вы с отцом не поделили? Я не отвечал.

– Ты можешь сказать, в чем дело?

– Послушай, Юкико. Честно тебе скажу: мне все это опротивело. Все эти спекуляции с акциями. Я сам хочу зарабатывать, своими собственными руками. И до сих пор это у меня вроде бы неплохо получалось. Тебе что? Денег не хватает?

– Я все знаю. Конечно же, ты замечательно ведешь дела, и жаловаться мне не на что. Ты же знаешь, как я тебе благодарна и уважаю тебя. Но ведь отец хотел нам помочь. Он так хорошо к тебе относится.

– Все ясно. А ты знаешь, что такое инсайдерская информация? Когда стопроцентную гарантию прибыли обещают, знаешь как это называется?

– Нет.

– Это называется «манипуляции с акциями». Понятно? Кто-то в какой-то фирме умышленно затевает с акциями игру, проворачивая разные комбинации, искусственно увеличивает прибыль, а потом делит ее со своими компаньонами. Эти денежки текут в карманы политикам, идут на взятки. Это совсем не те акции, что твой отец рекомендовал нам покупать раньше. На тех акциях тоже можно нажиться. То, что он о них рассказывал, – полезная информация, не более того. Те акции тоже в основном растут, но с ними всякое может быть, курс ведь колеблется и не обязательно только вверх идет. А эти бумаги – совсем другое дело. От них плохо пахнет. Я с ними связываться не желаю.